Начинаю выкладывать обещанное. Конспект и тезисы 4-х часового доклада для учителей-гуманитариев на международном семинаре, посвященном современной литературе. Тема специфическая. Примеров мало, поскольку отсканировать все фрагменты довольно проблематично, так что ограничимся теоретическими обобщениями. Дополнения и комментарии всячески приветствуются. Обобщим колективно наши представления о литературном настоящем )))
Материал в сжатой форме опубликован в коллективной монографии КФО МИОО в 2009 г.
Давайте для начала разведем понятия. Современный литературный процесс (СЛП) и современная литературная ситуация (СЛС). Первое несомненно крупнее, охватывает более широкие временные рамки, тенденции развития. СЛС – это, скорее, взгляд на литературу из сегодняшнего дня, период максимум в 2-3 года длиной и совершенно точно век 21.
Вообще, говоря о литературных тенденциях рубежа веков, неизбежно начинаешь сравнивать. Возьмем, к примеру, литературу Серебряного века. Если мы попробуем установить точные границы начала отсчета этого периода, то одни скажут, что это конец 1880-х годов, другие назовут середину девяностых (95-97), третьи определят это время с момента увлечения русскими писателями и поэтами философией В.Соловьева и Ф.Ницше. Зато с датой окончания Серебряного века никто не затруднится – 1917 год, Октябрьская революция или, как нынче стало модным именовать, Октябрьский переворот. С этого периода существуют одновременно как бы три литературных потока. Первый - писатели и поэты, живущие в России и продолжающие писать в стиле и характере рубежа веков (Ахматова, Вересаев, Пастернак, Грин, Куприн, Ходасевич и пр.) Второй – те, кто начал творить литературу социального заказа, «революцией призванную» (Маяковский, Горький, Тихонов, Серафимович, Шолохов и т.п.). Третий поток – литература русского Зарубежья, первая эмигрантская волна (Цветаева, Замятин, Бунин, Одоевцева...). Эти три потока в целом практически не пересекались между собой.
Если мы обратимся к сегодняшнему дню, то заметим, что начало СЛП также кроется где-то в 90-х годах, с начала распада Союза. И так же, как и столетие спустя, функционируют три литературных течения. Первое – это «бумажная» литература. Второе – Интернет-литература. И третье по-прежнему литература Зарубежья. Точнее, русскоязычных авторов, проживающих за границей. Внутри каждой их этих параллелей существует множество расслоений и направлений. Основные мы постараемся рассмотреть, хотя этот взгляд отнюдь не претендует на обобщение и систематизацию всех сторон СЛП. Главное отличие от рубежа 19-20 вв. – взаимопроникновение, перекличка этих литератур.
Сегодня речь пойдет о «бумажном», печатном потоке, официальных изданиях.
Если раньше литературную ситуацию «делали» крупные журналы, отслеживая талантливых авторов, то сейчас их подписная популярность резко упала, хотя по-прежнему самые сильные критики, литературоведы, представители жюри крупнейших конкурсов работают в редакциях ведущих журналов, иных СМИ, преподают в вузах (А.Немзер, И.Шайтанов), трудятся в крупнейших библиотеках. сейчас журнальная культура также потихоньку уходит в Интернет, не теряя при этом своего влияния на СЛП. См. http://russ.ru/Mirovaya-povestka/Setevaya-literatura-ili-literatura-v-seti
Теперь печатную политику диктуют книгоиздательства, для которых в первую очередь надо «рукопись продать», отсюда такой поток массовой литературы, низкопробного добротного и не слишком «чтива». Это происходит не только в России. Вот какие тенденции отмечает известный питерский критик Виктор Топоров:
В настоящее время идет процесс опрощения (упрощения), даже примитивизации текста. Это наблюдается повсеместно. Если раньше среди «мистиков» и «притчевых авторов» были популярны Борхес, Маркес, Кортасар, то сейчас их сменил Коэльо. Среди драматургов место Дюрренматта занял Кристиан Крахт. Виртуозного У.Эко («Имя розы»), через П.Реверте вытесняет Дэн Браун с «Кодом да Винчи». Те, кто стал популярным у нас в 90-е годы – Аксенов, Пелевин, Акунин – все идут по пути написания качественной высокопрофессиональной беллетристики, потому что она востребована читателем. Даже писатели, получившие мировое признание, нобелевские лауреаты, будут популярны у читателя лишь в той степени, в какой они легки для чтения. И романы Д.Кутзее и О.Памука пользуются большим спросом, нежели произведения С.Рушди или Г.Грасса. Причем этот процесс коснулся даже самых легких жанров. Детективную нишу вместо С.Жапризо и Д.Ле Карре оккупировали А.Маринина, прочие Д.Донцовы, Т.Поляковы...
Сами члены жюри известных литературных премий признаются, что ценят сложность книги и «обязательность серьезного чтения» исключительно как принадлежность к некоему культурному коду, что не может не настораживать.
Оппонирует такой точке зрения другой литературовед, Алексей Верницкий. Он сравнивает нынешнее положение с эпохой классицизма (?!), отмечая, что постмодернистская литература старалась переложить на плечи читателей груз ответственности за трактовку сюжета и идеи. Это понятно. Когда текст перенасыщен аллюзиями и реминисценциями, когда автор тщательно отстраняется от происходящего, заставляя читателя домысливать, расшифровывать контекст, и потребитель становится в какой-то степени участником творческого процесса, создавая книгу вместе с автором, это нивелирует текст как таковой. Так вот. Читатель требует от автора откровенности. Прямого заявления своей позиции, мировоззренческой концепции. Он не хочет больше чужого притворства и пусть изящной, но игры. На писателя в России всегда возлагалась особая просвещенческая миссия, роль демиурга, возвращения которой читатель и требует. Право носить имя писателя – это бремя творца и груз ответственности за влияние собственного Слова..
В какой степени эти точки зрения, будучи полярными, верны, наверное, покажет время.
В потоке всей издающейся литературы мы можем выделить и объединить характерные группы.
1. Первая - это писатели и поэты, слава которых пришлась на 70-80 годы 20 в. (В.Белов, В.Распутин, А.Солженицын, А.Битов. А.Вознесенский и пр.) Они до сих пор живы. Пишут, хотя и не так активно, как раньше. Не изменяют своему стилю, манере. Все же это авторы прошлого века, сохраняющие аромат той эпохи. Их время, как это ни обидно сознавать, осталось в прошлом. Это добротные, сильные авторы, хотя и не ставшие в мире фигурами № 1. (Солженицын не в счет, но он скорее публицист).
2. Писатели и поэты, популярные в 90-е годы. Постмодернисты. Открыватели новых тенденций, нового взгляда на текст. (В.Пелевин, В.Маканин, Ю.Давыдов, Т.Кибиров, Г.Сапгир, И.Жданов, А.Парщиков… и пр.) Увы, это литература больше депрессивная, пессимистическая, «декадентская». Во-многом, это утрата веры в высший смысл и надличностную цель человеческого существования. Апокалиптические мотивы, причем осознаваемые не вовне, а внутри личности как таковой. Не случайно ведь один из изданных сборников современной прозы в 90-е носил символическое название «Новые «Цветы зла». Только составители забыли, что Бодлер хотел через безобразное, от противного, утвердить в мире Прекрасное и Красоту. А наши решили добить и окончательно растоптать. Бессмысленность деятельности и человеческой жизни, расколотость мира… Реальность - лишь в созданиях творческой фантазии. Весь мир – большой текст.
(Здесь должны быть многочисленные примеры, но они опущены за объемностью цитируемого материала).
Хотя необходимо отметить следующие черты постмодернистской литературы, которые «отстоялись временем» и с успехом реализуются в СЛС:
- принцип коллажа (сочетание самых разнородных уровней и жанров: масскульта и элитарной литературы, сентиментального романа и высокой притчи, точнейших исторических реалий и стилизованных под них «виртуальных» документов, компиляция в языке разных стилей – высокого, обсценной лексики, стилизации под различные эпохи);
- «римейки» - воссоздания, пересоздания, иронические переосмысления классических сюжетов;
- ирония, лежащая в основе _любого_ постмодернистского текста;
- принцип игры с читателем;
- внутренняя противоречивость текста, многосмысленность и сложность однозначной трактовки.
Свобода в творчестве, в отличие от западных авторов, вызывает у русскоязычных писателей не феерическое ощущение радости от вседозволенности, а ужас и депрессию от наблюдения за сломом устоявшегося и целостного мира. Эта депрессия реализуется через фрагментарность и горькую иронию, иронию и еще раз иронию.
Что ж. Время этих авторов тоже уже почти прошло. Они сделали свое дело. Обозначили трагические и болевые точки нынешнего периода истории, наметили возможности новой структуры и теперь отходят на второй план, позволяя вновь вернуть литературе ее гуманистический пафос и надежду, что не может не радовать.
3. Женская проза, в отличие от мужской, – это особое явление в русской литературе. Писательницы 80-х за двадцать с лишним лет не только не утратили своих позиций, но от года в год приобретают все большую популярность. Правда, и читает их больше женская часть аудитории, что позволяет отметить гендерный аспект СЛС.
Но все же: Т.Толстая, В.Токарева, Л.Улицкая, Г.Щербакова, Л.Петрушевская, Д.Рубина и др. по-прежнему работают активно и сохраняют особенности чисто женского видения мира. Если мужская проза старается охватить явления масштабно, то женская идет иным путем: типизированность создается с помощью пристальных наблюдений за повседневностью, житейскими, окружающими каждого из нас похожими ситуациями. Чрезвычайная внимательность к деталям, мелочам. При этом необычайная метафоричность, неожиданные и точные сравнения. То, что называется чутьё людей, нюх.
К недостаткам женской прозы можно отнести чрезвычайную похожесть стилей. Иногда, точно не зная автора, затруднишься сказать, чьему перу принадлежит тот или иной текст. Эта «обезличенность», типичность стиля, хотя и сочетающаяся с предельной индивидуализированностью в рисовке сюжетов, характеров, позволяют говорить о женской прозе как о целом направлении СЛП.
4. Массовая литература.
Это тема необъятная, поскольку 99% всего литературного потока, безусловно, носит приметы массовизации. Отметим только некоторые аспекты.
Во-первых, следует отличать формальные признаки массовой литературы от содержательных.
К массовидным атрибутам следует отнести:
• политизацию сюжетов;
• их «кинематографичность»;
• художественное освоение новых производственных процессов, новых явлений в экономике. Образы банкиров и менеджеров, инженеров и техников стали не менее популярны, чем образы шпионов и сыщиков;
• резко возрастающий интерес к прогнозированию, к футурологическим построениям;
• игровое начало в структуре (композиции) или содержании;
• эротизм и обилие сцен насилия.
В.Луков ввел в литературоведение термин «литературный дизайн», который позволяет отличать произведения «бульварного» масштаба от более-менее добротных текстов, где авторы идут по пути заигрывания с формой, характерными приемами и конструкциями массовой (а потому пользующейся популярностью и востребованной) литературы.
«Дизайнерские» тексты – это НЕ художественная литература. Это китч, чтиво, тематика которого существует только в момент чтения, а спустя неделю сюжет испаряется, исчезает из головы навсегда. Оно имеет одну и только одну трактовку. Без вариантов. Смысл текста раскрывается легко, поиск идеи не вызывает у читателя никаких затруднений. Здесь нет второго плана. Напрочь отсутствует подтекст. Это не значит, что подобные вещи так уж плохи. Они могут быть написаны вполне приличным литературным языком и доставить нам 1,5-2 часа приятного отдыха. Может, мы их даже перечитаем в дороге через год-другой, потому как все равно забудем, о чем в них шла речь. Обычно это книги специфических жанров: любовные романы, иронические детективы, экшн-боевики, космооперы, фэнтези эпигонского толка и т.п. развлекательная литература.
Другой ряд авторов массовых текстов СЛС стараются привнести в них как раз постмодернистские находки и наработки. Они используют популярную и востребованную форму жанра, закладывая на глубинном уровне философское или ироническое содержание. К представителям такой литературы можно отнести тех же С.Лукьяненко, Олди и Дяченок, Л.Каганова, Макса Фрая и пр. Эти тексты оттого становятся бестселлерами, что рассчитаны на читателей всех трех уровней. Это требует пояснения. Поэтому несколько отвлечемся.
Еще в первой половине ХХ в. в небольшом эссе «О читателях книг» Г.Гессе рассуждал о трех типах читателей. Один в процессе чтения просто следит за развитием сюжета и сопутствующих персонажей, другой создает свой личный ассоциативный ряд, третий пытается разглядеть очертания самого писателя и его соответственный характер в контексте отражения его на содержании книги, вскрывает умело запрятанные приемы, заставляющие нас сопереживать вымыслу. Естественно, ни один человек не остаётся, как правило, в пределах одного типа даже в процессе чтения одной и той же книги.
В эпоху постмодерна искусство организуется как особого рода язык. Игра для него одно из средств упорядочения материала - способ построения художественного произведения. Но связь «форма – содержание» становится не только вопросом структуры, но и координации и организации впечатления, производимого на читателя разного типа. Когда и как конструкторская игра, ориентированная на восприятие, становится настоящим искусством, втягивающим в свое поле и создателя-автора и реципиента-читателя? Постмодернистский текст – это "многоуровневое" письмо или строится по его принципам: под информацией, доступной каждому, лежит информация, доступная человеку хорошо образованному – способному узнать цитату, оценить авторскую аллюзию, конструкцию текста; еще глубже – информация, доступная профессионалу, т.е. посвященному, любующемуся самим процессом делания. Тут-то и наступает черед игре: удовольствие от авторской творческой игры, удовольствие от процесса «чтения»». Об этом писала еще философ Т.Апинян.
Эстетической задачей автора сегодняшнего дня становится обращение ко всем трем типам читателей.
Первый тип (назовем его «непрофессиональный», «стихийный» или «эмпатический») будет следить за динамикой сюжета, драматизмом разворачивающихся событий, взаимоотношениями героев. Его «мифологическое сознание» на уровне архетипа будет «считывать» все знакомое, что относится к условному миру. В этой «доступности» таится особая опасность. Если автор только на этом и остановится, создав легко «узнаваемую модель», то мы будем иметь дело с китчем, тем самым «литературным дизайном», который создан по законам упрощения, паразитического заимствования апробированных находок. В нем нет истинной простоты, часто даже вычурность и стилизация охотно подчеркивается, напоминая публике об уже имевшем признание. Китч всегда серьезен, в нем нет самоиронии, которая предполагает отношение, интеллектуальный позыв. Яркие монстры на обложках, рекламные буклеты – вся атрибутика паратекста также ориентирована только на читательский рынок.
Второй тип – читатель «второго уровня» («ассоциативный» или «массовый» читатель) балансирует на уровне «высокой» и «низкой» культуры. Именно ему адресовано большинство издающихся книг. Постмодернистский художник, творящий для этой категории, действует как мастер, составляющий «банк образов», которые могут быть использованы совершенно свободно, как с отсылкой к академическому канону так и без нее, порождая разные тексты в читательском сознании. Именно здесь кроются истоки техники цитации, римейков, симулякров и прочих изобретений постмодерна. Читатель получает право на любую концепцию действительности; право на эксперимент и моделирование, на свободу творчества и изобретательство. Даже корни виртуальной фанфикшн-литературы кроются в возможности культурной игры в обществе, признающем полилог, использующем гипертекст, строящийся на текстах. В этом поле проявляется интерес к языку, использование игры знаков. Это игра на образованности прежде всего. Здесь также кроется своя опасность. Эта литература, построенная на игре с сакральным, зачастую как раз и склоняется к нигилизму, потере Абсолюта. Смерть, кровь, реклама, смех, блуд и абсурд сосуществуют в одних плоскостях.
Только единицам авторов удается преодолеть барьер «высокой» литературы и обратиться к искусству для посвященных. Несмотря на конечную обращенность к третьему типу читателя («профессиональному» или «элитарному»), они тем не менее не впадают в гиперэстетизм , ведущий к непониманию. Особенность их творчества в «двойном кодировании» (термин Чарлза Дженкса, американского архитектора и архитектурного критика, обозначает двойную апелляцию автора – к массе и профессионалам.), многоуровневом письме, рассчитанном на разную компетентность читателя.
В какой степени авторам удается эта задача – по-прежнему вопрос художественного вкуса читателя. Но, не находя своего реципиента в книжном магазине, автор часто идет в Интернет, чтобы обратиться к потребителю напрямую. Так же поступают крупные журналы (к примеру, портал «Журнальный зал» (http://magazines.russ.ru/, который объединяет сегодня большинство бывших некогда популярными изданий).
Наблюдается и обратная зависимость: многие издательства находят своих авторов именно на Интернет-страницах.
5. Качественная (не массовая) печатная литература сегодняшнего дня.
Так или иначе, престижные премии вручаются за книги, становящиеся событиями литературной жизни. Думаю, Д.Быкова и его роман «Пастернак» - произведение более научное, нежели художественное, представлять не надо. Не только "Русский Букер", но и первая премия «Большой книги» - это оценка уровня профессионалов, и с этим неизбежно надо считаться. Отметим также поэтическое творчество этого автора, которое явно выходит за пределы просто талантливых стихов и роман "Орфография".
Вот имена других лауреатов, озвученных главным сайтом, отслеживающим СЛП – «Книжное обозрение» (http://www.knigoboz.ru/)
Михаил Шишкин. Его «Венерин волос», где артистические псевдомемуары начала XX века, допросы в швейцарской иммиграционной конторе, мифологические вставки и картины постсоветской жизни, взаимопроникая, вырастают в масштабный и трагический эпос о русской истории и русском языке, несомненно значителен. И, старомодно выражаясь, выстрадан.
Александр Кабаков, роман «Все поправимо». Вещь эпическая, раздумчивая, очень русская по материалу, с характерами и бытом - но при том не старомодная и не скучная. Живая классика, одним словом. За это и приз. «Хочу поблагодарить своих покойных родителей, — сказал Кабаков, — ведь именно им. должен был быть посвящен этот роман».
А вот шорт-лист литературной премии «Русский букер». Жюри огласило список составивших шестерку финалистов премии 2007 года за лучший роман на русском языке:
Дмитриев Андрей, «Бухта Радости», М: Знамя, № 4, 2007.
Иличевский Александр, «Матисс», М: ж-л «Новый мир», № 2-3, 2007.
Малецкий Юрий, «Конец иглы», Дортмунд: Partner Verlag, ж-л «Зарубежные записки», книга 7, № 3, 2006.
Сахновский Игорь, «Человек, который знал все», М: Вагриус, 2007.
Тарн Алекс, «Бог не играет в кости», М: «Русь»-«Олимп», 2006.
Улицкая Людмила, «Даниэль Штайн, переводчик», М: ЭКСМО, 2007.
К слову, выдвигают произведения на «Букера» крупнейшие университеты и библиотеки (по списку).
Лауреатом премии 2009 года стала Елена Чижова за роман «Время женщин» (СПб.: журнал «Звезда» № 3, 2009).
А шестерку финалистов составили следующие имена:
6. С поэзией дело обстоит хуже. Во-первых, в печатном виде она мало востребована (если только это не именитые авторы типа И.Бродского), а потому издается маленькими тиражами. Поэтические полки в магазинах (помимо классиков) заставлены или самиздатовскими брошюрками, среди которых можно встретить и бриллиант в куче навоза, или редкими эпатажными книгами, которые прежде всего опробуют новые формы либо привлекая яркий визуальный ряд, либо иные способы вызвать читательский интерес. К примеру, Орден киберманьеристов (бывших куртуазных маньеристов) – В.Степанцов (лидер группы «Бахыт-компот»), А.Добрынин, В.Пеленягрэ довольно активно пропагандируют свое творчество на вечерах в музее Маяковского, раздают многочисленные интервью, провоцируют публику откровенно скабрезной лексикой и т.п.
7. Возрождается потихоньку клубная культура, литературные кафе. Жесткость русского рока сменяет мелодика фолка и баллады (О.Медведев, Тэм Гринхилл (Наталия Новикова), группа «Мельница», "Башня Ровен" с Тикки Шельен).
Материал в сжатой форме опубликован в коллективной монографии КФО МИОО в 2009 г.
Давайте для начала разведем понятия. Современный литературный процесс (СЛП) и современная литературная ситуация (СЛС). Первое несомненно крупнее, охватывает более широкие временные рамки, тенденции развития. СЛС – это, скорее, взгляд на литературу из сегодняшнего дня, период максимум в 2-3 года длиной и совершенно точно век 21.
Вообще, говоря о литературных тенденциях рубежа веков, неизбежно начинаешь сравнивать. Возьмем, к примеру, литературу Серебряного века. Если мы попробуем установить точные границы начала отсчета этого периода, то одни скажут, что это конец 1880-х годов, другие назовут середину девяностых (95-97), третьи определят это время с момента увлечения русскими писателями и поэтами философией В.Соловьева и Ф.Ницше. Зато с датой окончания Серебряного века никто не затруднится – 1917 год, Октябрьская революция или, как нынче стало модным именовать, Октябрьский переворот. С этого периода существуют одновременно как бы три литературных потока. Первый - писатели и поэты, живущие в России и продолжающие писать в стиле и характере рубежа веков (Ахматова, Вересаев, Пастернак, Грин, Куприн, Ходасевич и пр.) Второй – те, кто начал творить литературу социального заказа, «революцией призванную» (Маяковский, Горький, Тихонов, Серафимович, Шолохов и т.п.). Третий поток – литература русского Зарубежья, первая эмигрантская волна (Цветаева, Замятин, Бунин, Одоевцева...). Эти три потока в целом практически не пересекались между собой.
Если мы обратимся к сегодняшнему дню, то заметим, что начало СЛП также кроется где-то в 90-х годах, с начала распада Союза. И так же, как и столетие спустя, функционируют три литературных течения. Первое – это «бумажная» литература. Второе – Интернет-литература. И третье по-прежнему литература Зарубежья. Точнее, русскоязычных авторов, проживающих за границей. Внутри каждой их этих параллелей существует множество расслоений и направлений. Основные мы постараемся рассмотреть, хотя этот взгляд отнюдь не претендует на обобщение и систематизацию всех сторон СЛП. Главное отличие от рубежа 19-20 вв. – взаимопроникновение, перекличка этих литератур.
Сегодня речь пойдет о «бумажном», печатном потоке, официальных изданиях.
Если раньше литературную ситуацию «делали» крупные журналы, отслеживая талантливых авторов, то сейчас их подписная популярность резко упала, хотя по-прежнему самые сильные критики, литературоведы, представители жюри крупнейших конкурсов работают в редакциях ведущих журналов, иных СМИ, преподают в вузах (А.Немзер, И.Шайтанов), трудятся в крупнейших библиотеках. сейчас журнальная культура также потихоньку уходит в Интернет, не теряя при этом своего влияния на СЛП. См. http://russ.ru/Mirovaya-povestka/Setevaya-literatura-ili-literatura-v-seti
Теперь печатную политику диктуют книгоиздательства, для которых в первую очередь надо «рукопись продать», отсюда такой поток массовой литературы, низкопробного добротного и не слишком «чтива». Это происходит не только в России. Вот какие тенденции отмечает известный питерский критик Виктор Топоров:
В настоящее время идет процесс опрощения (упрощения), даже примитивизации текста. Это наблюдается повсеместно. Если раньше среди «мистиков» и «притчевых авторов» были популярны Борхес, Маркес, Кортасар, то сейчас их сменил Коэльо. Среди драматургов место Дюрренматта занял Кристиан Крахт. Виртуозного У.Эко («Имя розы»), через П.Реверте вытесняет Дэн Браун с «Кодом да Винчи». Те, кто стал популярным у нас в 90-е годы – Аксенов, Пелевин, Акунин – все идут по пути написания качественной высокопрофессиональной беллетристики, потому что она востребована читателем. Даже писатели, получившие мировое признание, нобелевские лауреаты, будут популярны у читателя лишь в той степени, в какой они легки для чтения. И романы Д.Кутзее и О.Памука пользуются большим спросом, нежели произведения С.Рушди или Г.Грасса. Причем этот процесс коснулся даже самых легких жанров. Детективную нишу вместо С.Жапризо и Д.Ле Карре оккупировали А.Маринина, прочие Д.Донцовы, Т.Поляковы...
Сами члены жюри известных литературных премий признаются, что ценят сложность книги и «обязательность серьезного чтения» исключительно как принадлежность к некоему культурному коду, что не может не настораживать.
Оппонирует такой точке зрения другой литературовед, Алексей Верницкий. Он сравнивает нынешнее положение с эпохой классицизма (?!), отмечая, что постмодернистская литература старалась переложить на плечи читателей груз ответственности за трактовку сюжета и идеи. Это понятно. Когда текст перенасыщен аллюзиями и реминисценциями, когда автор тщательно отстраняется от происходящего, заставляя читателя домысливать, расшифровывать контекст, и потребитель становится в какой-то степени участником творческого процесса, создавая книгу вместе с автором, это нивелирует текст как таковой. Так вот. Читатель требует от автора откровенности. Прямого заявления своей позиции, мировоззренческой концепции. Он не хочет больше чужого притворства и пусть изящной, но игры. На писателя в России всегда возлагалась особая просвещенческая миссия, роль демиурга, возвращения которой читатель и требует. Право носить имя писателя – это бремя творца и груз ответственности за влияние собственного Слова..
В какой степени эти точки зрения, будучи полярными, верны, наверное, покажет время.
В потоке всей издающейся литературы мы можем выделить и объединить характерные группы.
1. Первая - это писатели и поэты, слава которых пришлась на 70-80 годы 20 в. (В.Белов, В.Распутин, А.Солженицын, А.Битов. А.Вознесенский и пр.) Они до сих пор живы. Пишут, хотя и не так активно, как раньше. Не изменяют своему стилю, манере. Все же это авторы прошлого века, сохраняющие аромат той эпохи. Их время, как это ни обидно сознавать, осталось в прошлом. Это добротные, сильные авторы, хотя и не ставшие в мире фигурами № 1. (Солженицын не в счет, но он скорее публицист).
2. Писатели и поэты, популярные в 90-е годы. Постмодернисты. Открыватели новых тенденций, нового взгляда на текст. (В.Пелевин, В.Маканин, Ю.Давыдов, Т.Кибиров, Г.Сапгир, И.Жданов, А.Парщиков… и пр.) Увы, это литература больше депрессивная, пессимистическая, «декадентская». Во-многом, это утрата веры в высший смысл и надличностную цель человеческого существования. Апокалиптические мотивы, причем осознаваемые не вовне, а внутри личности как таковой. Не случайно ведь один из изданных сборников современной прозы в 90-е носил символическое название «Новые «Цветы зла». Только составители забыли, что Бодлер хотел через безобразное, от противного, утвердить в мире Прекрасное и Красоту. А наши решили добить и окончательно растоптать. Бессмысленность деятельности и человеческой жизни, расколотость мира… Реальность - лишь в созданиях творческой фантазии. Весь мир – большой текст.
(Здесь должны быть многочисленные примеры, но они опущены за объемностью цитируемого материала).
Хотя необходимо отметить следующие черты постмодернистской литературы, которые «отстоялись временем» и с успехом реализуются в СЛС:
- принцип коллажа (сочетание самых разнородных уровней и жанров: масскульта и элитарной литературы, сентиментального романа и высокой притчи, точнейших исторических реалий и стилизованных под них «виртуальных» документов, компиляция в языке разных стилей – высокого, обсценной лексики, стилизации под различные эпохи);
- «римейки» - воссоздания, пересоздания, иронические переосмысления классических сюжетов;
- ирония, лежащая в основе _любого_ постмодернистского текста;
- принцип игры с читателем;
- внутренняя противоречивость текста, многосмысленность и сложность однозначной трактовки.
Свобода в творчестве, в отличие от западных авторов, вызывает у русскоязычных писателей не феерическое ощущение радости от вседозволенности, а ужас и депрессию от наблюдения за сломом устоявшегося и целостного мира. Эта депрессия реализуется через фрагментарность и горькую иронию, иронию и еще раз иронию.
Что ж. Время этих авторов тоже уже почти прошло. Они сделали свое дело. Обозначили трагические и болевые точки нынешнего периода истории, наметили возможности новой структуры и теперь отходят на второй план, позволяя вновь вернуть литературе ее гуманистический пафос и надежду, что не может не радовать.
3. Женская проза, в отличие от мужской, – это особое явление в русской литературе. Писательницы 80-х за двадцать с лишним лет не только не утратили своих позиций, но от года в год приобретают все большую популярность. Правда, и читает их больше женская часть аудитории, что позволяет отметить гендерный аспект СЛС.
Но все же: Т.Толстая, В.Токарева, Л.Улицкая, Г.Щербакова, Л.Петрушевская, Д.Рубина и др. по-прежнему работают активно и сохраняют особенности чисто женского видения мира. Если мужская проза старается охватить явления масштабно, то женская идет иным путем: типизированность создается с помощью пристальных наблюдений за повседневностью, житейскими, окружающими каждого из нас похожими ситуациями. Чрезвычайная внимательность к деталям, мелочам. При этом необычайная метафоричность, неожиданные и точные сравнения. То, что называется чутьё людей, нюх.
К недостаткам женской прозы можно отнести чрезвычайную похожесть стилей. Иногда, точно не зная автора, затруднишься сказать, чьему перу принадлежит тот или иной текст. Эта «обезличенность», типичность стиля, хотя и сочетающаяся с предельной индивидуализированностью в рисовке сюжетов, характеров, позволяют говорить о женской прозе как о целом направлении СЛП.
4. Массовая литература.
Это тема необъятная, поскольку 99% всего литературного потока, безусловно, носит приметы массовизации. Отметим только некоторые аспекты.
Во-первых, следует отличать формальные признаки массовой литературы от содержательных.
К массовидным атрибутам следует отнести:
• политизацию сюжетов;
• их «кинематографичность»;
• художественное освоение новых производственных процессов, новых явлений в экономике. Образы банкиров и менеджеров, инженеров и техников стали не менее популярны, чем образы шпионов и сыщиков;
• резко возрастающий интерес к прогнозированию, к футурологическим построениям;
• игровое начало в структуре (композиции) или содержании;
• эротизм и обилие сцен насилия.
В.Луков ввел в литературоведение термин «литературный дизайн», который позволяет отличать произведения «бульварного» масштаба от более-менее добротных текстов, где авторы идут по пути заигрывания с формой, характерными приемами и конструкциями массовой (а потому пользующейся популярностью и востребованной) литературы.
«Дизайнерские» тексты – это НЕ художественная литература. Это китч, чтиво, тематика которого существует только в момент чтения, а спустя неделю сюжет испаряется, исчезает из головы навсегда. Оно имеет одну и только одну трактовку. Без вариантов. Смысл текста раскрывается легко, поиск идеи не вызывает у читателя никаких затруднений. Здесь нет второго плана. Напрочь отсутствует подтекст. Это не значит, что подобные вещи так уж плохи. Они могут быть написаны вполне приличным литературным языком и доставить нам 1,5-2 часа приятного отдыха. Может, мы их даже перечитаем в дороге через год-другой, потому как все равно забудем, о чем в них шла речь. Обычно это книги специфических жанров: любовные романы, иронические детективы, экшн-боевики, космооперы, фэнтези эпигонского толка и т.п. развлекательная литература.
Другой ряд авторов массовых текстов СЛС стараются привнести в них как раз постмодернистские находки и наработки. Они используют популярную и востребованную форму жанра, закладывая на глубинном уровне философское или ироническое содержание. К представителям такой литературы можно отнести тех же С.Лукьяненко, Олди и Дяченок, Л.Каганова, Макса Фрая и пр. Эти тексты оттого становятся бестселлерами, что рассчитаны на читателей всех трех уровней. Это требует пояснения. Поэтому несколько отвлечемся.
Еще в первой половине ХХ в. в небольшом эссе «О читателях книг» Г.Гессе рассуждал о трех типах читателей. Один в процессе чтения просто следит за развитием сюжета и сопутствующих персонажей, другой создает свой личный ассоциативный ряд, третий пытается разглядеть очертания самого писателя и его соответственный характер в контексте отражения его на содержании книги, вскрывает умело запрятанные приемы, заставляющие нас сопереживать вымыслу. Естественно, ни один человек не остаётся, как правило, в пределах одного типа даже в процессе чтения одной и той же книги.
В эпоху постмодерна искусство организуется как особого рода язык. Игра для него одно из средств упорядочения материала - способ построения художественного произведения. Но связь «форма – содержание» становится не только вопросом структуры, но и координации и организации впечатления, производимого на читателя разного типа. Когда и как конструкторская игра, ориентированная на восприятие, становится настоящим искусством, втягивающим в свое поле и создателя-автора и реципиента-читателя? Постмодернистский текст – это "многоуровневое" письмо или строится по его принципам: под информацией, доступной каждому, лежит информация, доступная человеку хорошо образованному – способному узнать цитату, оценить авторскую аллюзию, конструкцию текста; еще глубже – информация, доступная профессионалу, т.е. посвященному, любующемуся самим процессом делания. Тут-то и наступает черед игре: удовольствие от авторской творческой игры, удовольствие от процесса «чтения»». Об этом писала еще философ Т.Апинян.
Эстетической задачей автора сегодняшнего дня становится обращение ко всем трем типам читателей.
Первый тип (назовем его «непрофессиональный», «стихийный» или «эмпатический») будет следить за динамикой сюжета, драматизмом разворачивающихся событий, взаимоотношениями героев. Его «мифологическое сознание» на уровне архетипа будет «считывать» все знакомое, что относится к условному миру. В этой «доступности» таится особая опасность. Если автор только на этом и остановится, создав легко «узнаваемую модель», то мы будем иметь дело с китчем, тем самым «литературным дизайном», который создан по законам упрощения, паразитического заимствования апробированных находок. В нем нет истинной простоты, часто даже вычурность и стилизация охотно подчеркивается, напоминая публике об уже имевшем признание. Китч всегда серьезен, в нем нет самоиронии, которая предполагает отношение, интеллектуальный позыв. Яркие монстры на обложках, рекламные буклеты – вся атрибутика паратекста также ориентирована только на читательский рынок.
Второй тип – читатель «второго уровня» («ассоциативный» или «массовый» читатель) балансирует на уровне «высокой» и «низкой» культуры. Именно ему адресовано большинство издающихся книг. Постмодернистский художник, творящий для этой категории, действует как мастер, составляющий «банк образов», которые могут быть использованы совершенно свободно, как с отсылкой к академическому канону так и без нее, порождая разные тексты в читательском сознании. Именно здесь кроются истоки техники цитации, римейков, симулякров и прочих изобретений постмодерна. Читатель получает право на любую концепцию действительности; право на эксперимент и моделирование, на свободу творчества и изобретательство. Даже корни виртуальной фанфикшн-литературы кроются в возможности культурной игры в обществе, признающем полилог, использующем гипертекст, строящийся на текстах. В этом поле проявляется интерес к языку, использование игры знаков. Это игра на образованности прежде всего. Здесь также кроется своя опасность. Эта литература, построенная на игре с сакральным, зачастую как раз и склоняется к нигилизму, потере Абсолюта. Смерть, кровь, реклама, смех, блуд и абсурд сосуществуют в одних плоскостях.
Только единицам авторов удается преодолеть барьер «высокой» литературы и обратиться к искусству для посвященных. Несмотря на конечную обращенность к третьему типу читателя («профессиональному» или «элитарному»), они тем не менее не впадают в гиперэстетизм , ведущий к непониманию. Особенность их творчества в «двойном кодировании» (термин Чарлза Дженкса, американского архитектора и архитектурного критика, обозначает двойную апелляцию автора – к массе и профессионалам.), многоуровневом письме, рассчитанном на разную компетентность читателя.
В какой степени авторам удается эта задача – по-прежнему вопрос художественного вкуса читателя. Но, не находя своего реципиента в книжном магазине, автор часто идет в Интернет, чтобы обратиться к потребителю напрямую. Так же поступают крупные журналы (к примеру, портал «Журнальный зал» (http://magazines.russ.ru/, который объединяет сегодня большинство бывших некогда популярными изданий).
Наблюдается и обратная зависимость: многие издательства находят своих авторов именно на Интернет-страницах.
5. Качественная (не массовая) печатная литература сегодняшнего дня.
Так или иначе, престижные премии вручаются за книги, становящиеся событиями литературной жизни. Думаю, Д.Быкова и его роман «Пастернак» - произведение более научное, нежели художественное, представлять не надо. Не только "Русский Букер", но и первая премия «Большой книги» - это оценка уровня профессионалов, и с этим неизбежно надо считаться. Отметим также поэтическое творчество этого автора, которое явно выходит за пределы просто талантливых стихов и роман "Орфография".
Вот имена других лауреатов, озвученных главным сайтом, отслеживающим СЛП – «Книжное обозрение» (http://www.knigoboz.ru/)
Михаил Шишкин. Его «Венерин волос», где артистические псевдомемуары начала XX века, допросы в швейцарской иммиграционной конторе, мифологические вставки и картины постсоветской жизни, взаимопроникая, вырастают в масштабный и трагический эпос о русской истории и русском языке, несомненно значителен. И, старомодно выражаясь, выстрадан.
Александр Кабаков, роман «Все поправимо». Вещь эпическая, раздумчивая, очень русская по материалу, с характерами и бытом - но при том не старомодная и не скучная. Живая классика, одним словом. За это и приз. «Хочу поблагодарить своих покойных родителей, — сказал Кабаков, — ведь именно им. должен был быть посвящен этот роман».
А вот шорт-лист литературной премии «Русский букер». Жюри огласило список составивших шестерку финалистов премии 2007 года за лучший роман на русском языке:
Дмитриев Андрей, «Бухта Радости», М: Знамя, № 4, 2007.
Иличевский Александр, «Матисс», М: ж-л «Новый мир», № 2-3, 2007.
Малецкий Юрий, «Конец иглы», Дортмунд: Partner Verlag, ж-л «Зарубежные записки», книга 7, № 3, 2006.
Сахновский Игорь, «Человек, который знал все», М: Вагриус, 2007.
Тарн Алекс, «Бог не играет в кости», М: «Русь»-«Олимп», 2006.
Улицкая Людмила, «Даниэль Штайн, переводчик», М: ЭКСМО, 2007.
К слову, выдвигают произведения на «Букера» крупнейшие университеты и библиотеки (по списку).
Лауреатом премии 2009 года стала Елена Чижова за роман «Время женщин» (СПб.: журнал «Звезда» № 3, 2009).
А шестерку финалистов составили следующие имена:
1. Елена Катишонок. Жили-были старик со старухой. СПб: Геликон Плюс, 2009.
2. Роман Сенчин. Елтышевы. М: Журнал «Дружба народов» № 3- 4, 2009.
3. Александр Терехов. Каменный мост. М.: Астрель, 2009.
4. Борис Хазанов. Вчерашняя вечность. Дортмунд: Журнал «Зарубежные записки» № 1-3, 2008.
5. Елена Чижова. Время женщин. СПб.: Журнал «Звезда» № 3, 2009.
6. Леонид Юзефович. Журавли и карлики. М: Журнал «Дружба народов» № 7-9, 2008; М.: Астрель, 2008.
2. Роман Сенчин. Елтышевы. М: Журнал «Дружба народов» № 3- 4, 2009.
3. Александр Терехов. Каменный мост. М.: Астрель, 2009.
4. Борис Хазанов. Вчерашняя вечность. Дортмунд: Журнал «Зарубежные записки» № 1-3, 2008.
5. Елена Чижова. Время женщин. СПб.: Журнал «Звезда» № 3, 2009.
6. Леонид Юзефович. Журавли и карлики. М: Журнал «Дружба народов» № 7-9, 2008; М.: Астрель, 2008.
(по материалам сайта http://www.russianbooker.org/news/29/)
6. С поэзией дело обстоит хуже. Во-первых, в печатном виде она мало востребована (если только это не именитые авторы типа И.Бродского), а потому издается маленькими тиражами. Поэтические полки в магазинах (помимо классиков) заставлены или самиздатовскими брошюрками, среди которых можно встретить и бриллиант в куче навоза, или редкими эпатажными книгами, которые прежде всего опробуют новые формы либо привлекая яркий визуальный ряд, либо иные способы вызвать читательский интерес. К примеру, Орден киберманьеристов (бывших куртуазных маньеристов) – В.Степанцов (лидер группы «Бахыт-компот»), А.Добрынин, В.Пеленягрэ довольно активно пропагандируют свое творчество на вечерах в музее Маяковского, раздают многочисленные интервью, провоцируют публику откровенно скабрезной лексикой и т.п.
7. Возрождается потихоньку клубная культура, литературные кафе. Жесткость русского рока сменяет мелодика фолка и баллады (О.Медведев, Тэм Гринхилл (Наталия Новикова), группа «Мельница», "Башня Ровен" с Тикки Шельен).
Комментариев нет:
Отправить комментарий